Как-то перевели исповедь экс-киберпанка Льюиса Шайнера. Представляю вашему вниманию: Исповедь Экс-киберпанка Льюис Шайнер (Lewis Shiner) Мне 39 лет. Когда мне только перевалило за 30, я написал «Фронтеру» ("Frontera"), которая вошла в небольшой список формировавших киберпанк романов. Киберпанк родился как модный поджанр научной фантастики, в котором ловкачи с задворок общества вступают в конфликт с высокими технологиями, для своей выгоды или просто веселья ради. Образцом киберпанка стал крайне успешный роман Уильяма Гибсона (William Gibson) «Нейромант» (Neuromancer), триллер о недалеком будущем, хакерах, искусственном интеллекте и корпоративных войнах. Основной идеей киберпанка стало то, что новые технологии отнюдь не обязательно несут в себе угрозу. Молодые читатели восприняли это очень живо. Им надоело читать ужасы о том, что домашние компьютеры толкают их на преступления и что кучка хакеров способна подорвать всю западную цивилизацию. Им было интереснее читать о том, какую силу можно было получить с помощью компьютеров и как лихо при этом повеселиться. Как сказал мне один читатель, «мы – первое поколение, целиком выросшее на компьютерах и видеоиграх. Для нас компьютер — не угроза, а скорее игрушка. И киберпространство (в смысле, виртуальная реальность) – это такая развитая игра». Поскольку «Нейромант» не был уникальным феноменом, а Гибсона ассоциировали с группой других писателей, критикам было за что зацепиться. Брюса Стерлинга (Bruce Sterling), Руди Ракера (Rudy Rucker), Джона Ширли (John Shirley) и меня стали называть «движением». Стерлинг только подлил масла в огонь, когда заявил, что «старое будущее» научной фантастики умерло. В начале восьмидесятых я действительно чувствовал, что мы — движение. Мы вели переписку, часто друг с другом созванивались. Мы верили, что научная фантастика должна основываться на настоящем: компьютерных технологиях, корпоративных властных структурах, японском экономическом чуде, но никак не на застарелых бесплодных мечтаниях о Мировых Правительствах и Галактических Федерациях. Нашим отличием были глобальная культура, анархия и энергичный стиль письма. Но к 1987 году киберпанк превратился в клише. Другие писатели превратили форму в формулу: имплантанты, власть международных корпораций, главные герои — затянутые в кожу, сидящие на амфетаминах «уличные крысы», и заброшенные орбитальные станции. Такое положение дел подвигло некоторых из нас объявить, что жанр умер. Для нового киберпанка технология стала самоцелью, и поэтому он потерял свой первоначальный смысл. По иронии судьбы, сам термин «киберпанк», потеряв всякий смысл для нас, попал в руки мэйнстрима, где и процветает по сей день. Клиффорд Столл (Clifford Stoll) в своей книге «Яйцо кукушки» (Cuckoo's Egg) назвал киберпанками компьютерных преступников. Журнал «Киборд» (Keyboard) окрестил так авангардных композиторов. Я не вижу ничего страшного или опасного в киберпанке в его нынешней форме. Но популярность, которую он вдруг снискал в народе, обескураживает. Она показывает, как мы привязаны к материальным благам и технологическим решениям. Впрочем, интерес поп-культуры к безрадостному образу киберпанка преходящ. Нация (надо полагать, американская — прим. пер.) остро нуждается в духовных ценностях. Магазины "нью-эдж"делают неплохой бизнес на продаже магических кристаллов и книг практических советов для ищущих себя. Люди вступают в секты и неоязыческие объединения. Журнал «Ньюсуик» (Newsweek) недавно посвятил статью номера возрождению религии среди молодых американцев. Как нам сохранить наши семьи? Как нам бороться с алкоголизмом и наркоманией, пристрастием к табаку и одержимостью сексом? Каково наше место в этом безумном мире? Сегодня киберпанк не дает ответов на эти вопросы. Взамен он предлагает бесплодные фантазии, бессмысленные развлечения, как в видеоиграх и пустых блокбастерах вроде «Рэмбо» или «Чужих». Он отвергает естественность, принимает жестокость и алчность как неизбежное и проповедует культ одиночки. Сегодня я жду — может быть, напрасно — нового, идеалистического веяния в литературе, современного не только на технологическом, но и на эмоциональном уровне. Для него компьютер будет не врагом и не богом, но инструментом в руках человека. И я верю, что именно такая позиция, а не позиция киберпанка, должна ввести нас в XXI век. © 1991 by The New York Times Company. First published in the New York Times Op-Ed Page, Monday, January 7, 1991. Some rights reserved.
